Биографическая работа и работа с собственной биографией – на самом деле разные вещи. Работа с собственной биографией уже имеет отношение к тому, что ты сам работаешь со своей биографией. Биографическая же работа может предполагать, что я могу еще исследовать биографии других людей, как-то пытаться увидеть закономерности их биографий, проследить то, как человек готовился к выполнению своей задачи и так далее, научиться распознавать знаки судьбы.

Мой путь индивидуален, мой жест, мой след, который я оставляю, – индивидуален. И сколько есть людей на планете, столько есть жестов, или следов. Можно говорить о некой их схожести, классифицировать их: в педагогике мы говорим о темпераментах, большеголовых и малоголовых детях, о 12 мировоззрениях и т.д. Все это такие обобщения, где можно сказать: «Да-да, я такого темперамента, я больше склоняюсь к тому, чтобы бы дремлющим, чем пробужденным, мой путь проходит больше под знаком такой-то планеты…» и т.п., но даже это всего лишь обобщение – а твой путь все равно индивидуален. И тогда, когда ты работаешь с собственной биографией – то есть смотришь на этот след внимательно, беспристрастно, пытаясь увидеть действительно то, какую линию чертит твоя жизнь, – тогда ты можешь видеть, как ты можешь ею управлять. Управлять не в эгоистическом смысле, но в смысле возможности направлять свою односторонность в какую-либо сторону.

 

0–21 год

Собственно говоря, все очень просто. Все, что лежит в основе вальдорфской педагогики, все используется. В первую очередь знание о закономерностях развития человека, о том, что человек на этой земле развивается по семилетиям. Каждые 7 лет происходят какие-то особенные изменения в телесности, душевной конфигурации, в духовном развитии. Что очень важно, в педагогике мы рассматриваем первые три семилетия. Это то время, когда взрослый должен стоять рядом с ребенком очень близко, с каждым годом немножко отдаляясь на один шаг, понимая при этом, какой шаг он делает и какой жест он должен проявлять по отношению к ребенку. В это время ответственность за развитие ребенка в большей степени лежит вначале на ближнем круге  – родителях, воспитателях, потом  и на учителях, а позже – в том числе и на людях, которые встречаются на пути.

Но что дальше? А дальше, собственно с 21 года, наступает момент, когда за твою биографию отвечаешь только ты сам. Ведь по сути первые три семилетия дают возможность простроить, в первую очередь, наш физический инструмент, для того чтобы дальше как-то работать в этом мире, как-то в него встраиваться. И попробовать свой жест воплотить через это. Это первые 7 лет. Там очень близко рядом с тобой стоят родители, то есть наследственные силы, и никуда от них не денешься – это то, что нам дано. Плюс та традиция, в которой ты вырастаешь; тот язык, который тебя окружает (вплоть до нюансов, диалектов). И как бы сразу видно, что ты иначе «пролеплен» благодаря этому. Это действительно буквально можно увидеть.

Во втором семилетии формируется эмоциональная сфера, когда эфирное тело укрепляется и развивается в наибольшей степени – и это относится и к тому учебному материалу, который мы берем, и к тем пристрастиям, с которыми мы работаем в это время, и т.д. И можно видеть, как именно в это время я научаюсь чувствовать. Распознавая это, ты вдруг начинаешь быть благодарным тем людям, которые, на самом деле почти неважно через что, приносили тебе это дыхание чувств и ритм, в котором ты жил. Взрослый здесь играет большую роль: переживание авторитета – или же, возможно, я его не переживал вовремя и должен разбираться с этим позже. Или можно было бы увидеть, как я прошел рубикон. И так интересно наблюдать, как кто-то говорит о том, что это произошло с детьми, видеть это в детях, видеть это в других, но так и не заметить, что именно произошло с тобой. Например, только в 49 лет я твердо поняла, где был мой личный рубикон.

В третьем семилетии впервые в судьбу человека вступают две силы, которые ему покровительствуют. Это все еще «взрослые», учителя, профессионалы, которыми ты восхищаешься. Например, у учителя все время заляпанный мелом пиджак, но тем не менее, когда он начинает рассказывать о звездах – это невероятно. Не так, как в младшей школе, когда учитель  –  ну просто солнце, которое знает все, а здесь ты начинаешь ценить ту позицию, с которой он идет по жизни, или то, как он обожает свой предмет, как много знает об этом. То есть, появляются такие вещи, которые не относятся просто к обожанию, но ты признаешь и распознаешь нечто, что отличает этого человека от других. Такие люди очень важны в третьем семилетии, они нас формируют. И (все еще) родители, для которых это самый сложный возраст, поскольку они понимают, что ребенок  –  еще ребенок и может наделать глупостей, потому стараются оградить его от всего. Но задача родителя и в том, чтобы дать возможность ребенку отделиться от наследственного, помочь ему нащупать себя, найти свой путь. Но уже будучи родителем, ты видишь, что это так сложно понять: где сейчас мера того, где ты должен настаивать или не должен настаивать. Ты говоришь: «Выбирай сам, ты взрослый человек», – а за протестом слышишь немой вопрос. И тебе необходимо сказать: «Нет, ты должен быть программистом!», чтобы услышать в ответ: «Нет, я никогда не буду программистом!»

Все это к тому, что работа родителей все-таки еще в очень большой степени присутствует, и наследственные силы все еще пребывают с нами. И в этот момент уже появляется пред-пред-чувствие своего собственного Я, которое в какой-то момент постепенно начинает действовать самостоятельно.

Этот возраст 14–21 больше всех других разорван на две части. Здесь сходятся две покровительственные силы: силы, действующие из прошлого (которые хотят уберечь, которые знают, что тебе лучше, и т.д.) и силы будущего, совершенно неведомые силы.

 

21–42 года

А дальше происходит нечто такое, что у меня появляется возможность постепенно всем этим овладевать. Потому что все-таки мое Я само является капитаном на своем корабле, и в какой-то момент оно может даже направить его путь, поправив парус или придержав руль. Я не могу сдержать ветер, но могу спустить парус. То есть, если та же самая страсть, которая посещает человека до 21 года, может быть сдержана стоящим рядом взрослым, то после 21 года он сам себе может что-то запретить или разрешить. И в принципе, период 21–28 тем и характерен: ты пробуешь, что можешь себе запретить и что разрешить, ты учишься дышать, дышать совместно с другими, прислушиваться к дыханию других. Тут начинается совершенно потрясающий период, солнечный, как говорят. С 21 до 42 лет он солнечный именно в том смысле, что силы Солнца позволяют в эти три семилетия встретиться с самим собой. Заметьте, три первых семилетия находятся будто напротив вторых трех семилетий, и я постепенно начинаю овладевать всем, во что я входил в первые три семилетия. Это можно представить так, будто я втягиваю в себя эти первые три семилетия, а потом овладеваю тем, что втянулось в меня. Я как бы начинаю владеть этим инструментом.

Это как если бы все это время создавалась моя флейта, а затем я на этой флейте начинаю играть. Я начинаю все больше и больше узнавать себя, и этот вопрос – «Кто я?» – мощно ставится в середине третьего семилетия. «Кто я как Я?» И следующее семилетие он мощно звучит в различных проявлениях. Люди по-разному задают этот вопрос. Это время, когда мы встречаемся со множеством людей, современным словом я это называю «тусовки». И ты как будто бы входишь в эту группу и наблюдаешь, что вот с этими людьми ты вместе душевно, а с этими духовно. В нашей стране это традиционно сопровождалось тем, что ты находишь себе партнера или партнеров. Это такой интересный момент, что ты, оказывается, учишься видеть, что вот он я (еще с вопросом «Кто я?»), и вдруг я сталкиваюсь с кем-то, кто тоже Я. И я в него влюбляюсь потому, что я о нем придумываю то, что хочу в нем видеть. А потом вдруг начинаю отбрасывать то, чего там нет. Ну а дальше все зависит от внутренней крепости и того, как ты все это начинаешь понимать.

И это настолько интересный процесс! Если посмотреть на это сверху – ты как расплывающаяся краска вдруг начинаешь до невероятности проникать в другого человека и все время как бы привносишь ему свои черты. Но вдруг наступает момент, когда он скажет: «Подожди, подожди, стоп!» – и сам начнет действовать агрессивно. И вдруг я понимаю, что я всегда – красный, и я всегда действую вот так активно. И я еще лучше понимаю, кто я, благодаря другому человеку. В этом и заключается задача этого возраста. Найти вот этот баланс. И так можно исследовать разные отношения. Возможно, таким образом я веду себя в партнерстве, а в профессиональных отношениях как-то иначе, или…?

 

У Штайнера была гениальная фраза:

«И не думайте, что если дети еще чего-то не понимают, вы не можете этого с ними делать. Делайте и имейте терпение, что когда-нибудь они это поймут».