Марцелл Десакс – учитель и куратор интуитивной педагогики с многолетним опытом, отец шестерых детей. Он утверждает, что каждый ребенок привносит в мир естественные творческие силы вместе со своим рождением. Но если мы, взрослые, полагаем, что нашим заданием является «подвести» детей к творчеству, то значит, мы что-то поняли не так.

При подготовке к нашему разговору у меня постоянно вертелся в голове вопрос: «Чем, собственно, отличается интуитивная педагогика от вальдорфской?». Насколько мне известно, обе системы с одинаковым уважением относятся к личности ребенка. Поскольку основания откладывать вопрос на потом у меня не было, я начала именно с него:

– Новая система возникает в том случае, если существующая не в состоянии ответить на определенные вопросы. Интуитивная педагогика исходит из вальдорфской, и все же в чем-то ее превосходит. На какие же вопросы, с которыми работает интуитивная педагогика, в вальдорфской педагогике нет ответа?

– Вижу, вы сразу роете вглубь… (смеется) Лично я уделяю внимание коммуникации, которая, несмотря на всю свою естественность, все же остается в нашем обществе будто чем-то прикрытой. Мы не коммуницируем друг с другом в полной мере. Отсутствие культивирования общения я наблюдаю и в вальдорфских школах. Уверен, что изначально оно присутствовало, но с течением лет превратилось в рутинное занятие, что со временем приводит к потере подлинности, аутентичности. Всюду, куда не гляну – от Африки до Индии – все вальдорфские школы в мире, в сущности, слишком похожи. И это как-то странно…

Такова общая человеческая тенденция – консервировать то, что оправдало себя и проявило как нечто хорошее. Конечно, в такой консервации имеются свои преимущества, например, соблюдение регулярно повторяющихся ритмов, что дает ощущение уверенности. Но все же во многих отношениях это приводит к определенному принуждению, вместе с этим исчезает открытость. В этом содержится некое приспосабливание, это становится частью коммуникационного поля, которое вслух почти не обсуждается, а просто исполняется. В отношении коммуникации вальдорфские школы сталкиваются с теми же проблемами, что и другие школы. Они, так же, как и большинство обычных школ, скатываются к тому, к чему легко скатиться: из чувства бессилия очень легко переходят к насилию.

Я наблюдал подобное в вальдорфских школах. Люди совершают тот же жест, что и в классических школах: если что-то не выходит, они пытаются нечто изменить в детях. Я не считаю такую концепцию слишком удачной, необходимо действовать прямо противоположным образом. То есть я должен обратить внимание на конфликт внутри себя, вызванный детьми, и с ним работать.

– Можно сказать, что область, которой вы занимаетесь, – это коммуникация с самим собой?

– Да, можно сказать и так.

– Возможно ли немного конкретнее описать, как именно описанную Вами ситуацию решает интуитивная педагогика? 

– Интуитивная педагогика исходит из того, что существует в мире естественным образом. Например, мы принимаем во внимание, что люди рождаются в определенном обществе, которое всегда присутствует в нашем окружении. Если мы не чувствуем себя в нем вполне благополучно, возможно, причиной тому некое происшествие. Это влияет на то, как учится ребенок. Так бывает. Мы также, например, считаемся с тем, что каждый ребенок имеет естественную потребность чему-то научиться. Однако сегодня в школах часто исходят из того, что дети ничему не хотят учиться. Это отношение исходит не от детей, а от взрослых. С рождением дети привносят в мир естественные творческие силы. И если мы, взрослые, полагаем, что нашим заданием является каким-то образом «подвести» детей к творчеству, то значит, мы чего-то недопоняли. Часто наблюдаю следующее: дети идут в школу и хотят учить что-то новое. Через пару лет свет в их глазах гаснет, его больше нет, потому что они обнаруживают: здесь им не представляется возможным учить то, что они хотят. Придя в школу, вдохновленные возможностью учиться, они вдруг обнаруживают, что очутились в ситуации, когда учиться вынуждены. Это противоестественно.

– Относительно стиля обучения в интуитивной педагогике существует мнение, что участие детей в решениях по поводу того, что учить в школе, требует от них определенной степени зрелости. В связи с Вашим видением того, что естественная жажда учиться характерна для детей, спрошу: опасение, что дети будут только играть, а не учиться, является лишь заблуждением взрослых? Не свидетельствует ли оно о том, что взрослые сами слишком рано «потеряли своего внутреннего ребенка» и поэтому их потребности играть, быть спонтанными и творческими оказались не удовлетворены? 

– Да, этот механизм часто имеет место быть. Мы, взрослые, осознаем, что нам необходимо развиваться. Но вместо того, чтобы это делать, ожидаем этого от других. Точно так же мы ведем себя и в партнерских отношениях. А у взрослых, которые почувствовали, что уже не являются в достаточной степени спонтанными и креативными, при встрече с детьми всплывает определенная боль. Дети намного подвижнее взрослых, у них намного больше фантазии. И взрослые часто не совсем осознанно испытывают при этом некое чувство лишения. Оттого, что эту боль тяжело вынести, они чувствуют потребность быстренько все предотвратить, организовать и навести хоть какой-то порядок. И все это для того, чтобы просто не потерять контроль.

Фантазия и жизненная сила часто являются радостью, которую дети при нас проживают. А что при этом делают взрослые? Эту естественную радость подавляют. При этом радость является базовым чувством, а каждое неизжитое чувство становится бременем для нашего тела. Невозможность в полноте своей испытать человеческую радость – это большое ограничение, даже неполноценность. Природа радости требует поделиться ею с другими людьми. Если же радоваться не разрешается, появляется ощущение, что со мной что-то не в порядке, ведь я не могу разрешить себе радоваться. В течение какого-то времени это еще можно вытерпеть, но с возрастом человек начинает испытывает все большую неудовлетворенность. Удовольствие, как и радость, является естественным качеством жизни. Мы имеем такую возможность – чувствовать себя довольными в течение всей жизни.

Во всем этом несовершенство учителя является желательным элементом!

– Что Вы можете сказать по поводу растущей агрессивности детей? 

– Агрессивность стала огромной проблемой, но все же за ней скрывается нечто еще. Фоном растущей агрессивности является то, что дети, испытывая различные обиды и травмы, все ближе приближаются к границам своей боли. Телу необходимо изжить, физически разрядить свои основные ощущения. Но детям сегодня часто не разрешается проявлять, изживать боль, которую они испытывают. Они не чувствуют себя достаточно защищенными, чтобы самим себе разрешить это. Постепенно это накапливается и демонстрируется в виде растущей агрессивности, к тому же смещенной по времени и направленной на непричастных людей – вот откуда все те неоправданные нападения на улице. Как же во всем этом фигурирует школа? Своим традиционным подходом она заявляет, что обучение важнее потребностей ребенка: пространство, позволяющее изжить в себе качество агрессивности, очень мало и ограниченно.

– Какие же возможности в отношении детской агрессивности предлагает интуитивная педагогика? 

– Прежде всего, мы находим время, чтобы работать с ситуацией, когда кто-то агрессивно себя проявляет. Мы не уклоняемся от этого и не пытаемся закрыть на это глаза. В то же время я как учитель даю ребенку понять: в этот момент я полностью принадлежу тебе, все свое внимание и время я посвящаю тебе и серьезно отношусь к тому, что с тобой происходит. Правда, это совсем иначе, нежели, когда я всем своим видом показываю ученику, что он является неприятным фактором, который мешает мне преподавать? Мы полностью принимаем потребность ребенка, которую он проявляет, при этом не осуждаем и не оцениваем его поведение, а всего лишь открываемся и уделяем ему свое внимание. Таким образом, ребенок получает обратную связь: сейчас ему в полной мере позволено заниматься самим собой и прожить в себе свою боль. Может случиться, что ребенок сам приходит к выявлению причин собственной агрессии, начинает понимать, что же на самом деле ему нужно, чего он хочет добиться с помощью агрессии. Младшие дети в таком случае просто плачут, и плачут столько, сколько им нужно. Им нужно выплакаться, но позволят они это себе, только если знают, что в этом нет ничего сложного, если уверенны в том, что это никого не утруждает и никому не мешает. В такие минуты мы даем ребенку понять, что уважаем его потребности и с любовью говорим ему, что он может сесть к окну и выплакаться…

– Как реагируют на это другие дети? 

– Для них это совсем не проблема, даже наоборот. Они видят: если подобная ситуация произошла бы с ними, они были бы приняты с таким же вниманием, их проблему восприняли бы всерьез. Обычные учителя часто боятся себе это позволить, боятся потерять выделенное для преподавания время и попасть в аврал. На самом деле, это совсем не так, это время возвратится стократно. Если ребенок постоянно раздражен, он все равно будет мешать проводить урок. Если же он выплеснет из себя все, что стоит между ним и обучением, то появится больше шансов по-настоящему чему-то его научить.

– Вы упоминали о феномене страха. На семинаре вы даже говорили о школьной системе, основанной на страхе… 

– Да, часто именно страх стоит за мыслью о том, что, уделяя ребенку целиком все свое внимание, мы потеряем драгоценное время урока. В этот момент в нас живет достаточно сильное, часто неосознанное ощущение, которое принуждает нас определенным образом так думать и поступать. Глубоко скрытый страх находится в представлении о том, что, если преподавание нарушается, то я теряю время, которое могу уделить обучению очень важным вещам. Значит, я как учитель не достаточно хорош, значит, на меня будут жаловаться родители, а потом и чиновники, и коллеги, и мне страшно. Зачастую учитель не осознает этот страх. А неосознанный страх как раз и является самым действенным. В таком случае человеком незаметно руководят подобные опасения и боязни.

– Что же с этим делать? 

– Будучи взрослыми, мы можем начать истреблять этот вид приходящего извне анонимного страха, мы можем остановить его в себе, чтобы он не передавался детям. К примеру, если я вдруг не могу продолжать преподавание по приготовленному плану, важно не допускать к себе мысль о том, что я –плохой учитель, а значит все потеряно. Ничего, собственно, не происходит. Скорее всего, меня бросит в жар, и мороз пробежит по коже, но я принимаю решение посмотреть страху в глаза. Ну, а если мы все же не справимся, то можем кого-нибудь позвать на помощь.

– А что делать с опасением упасть в глазах учеников? Что если они узнают, что ничто человеческое мне не чуждо и я тоже ошибаюсь? 

– Часто к учителю предъявляются требования быть совершенным, не допускать ошибок, со всем справляться в идеале, на профессиональном уровне. Нужно всегда быть образцом для детей. Но в действительности жизнь выглядит совсем не так. Жизнь не является совершенной. Человек допускает ошибки, в конце концов, большинство из того, что происходит, – это ошибки. Малые дети это очень хорошо знают, когда учатся ходить. Они тысячу раз падают и при этом не думают о том, что постоянно ошибаются, нет, они тысячу раз повторяют свои попытки. Очень хорошо иллюстрирует эту тему история с Эдисоном и изобретением лампочки: он искал проволоку, которая бы хорошо светилась. Он испытал тысячу видов разной проволоки. Позже по этому поводу Эдисон как-то заметил: «Нельзя сказать, что я тысячу раз ошибался, ведь тысячу раз я всегда находил нечто новое – как не следует делать лампочку».

Представление о необходимости быть безупречным образцом очень сковывает учителя. Кроме того, сильно действует наш собственный внутренний запрет: мы, будучи учителями, не имеем право допускать к себе разных чувств.

– Вы проводите семинары в разных странах. Можно ли по вопросам участников определить, с какими проблемами сталкиваются в той или иной стране, и существуют ли горячие темы, беспокоящие всех, независимо от страны проживания? 

– (задумывается) В основном я бы сказал, что есть общий вопрос приспосабливания, адаптации. С точки зрения педагогики – это тема детей с необычным способом поведения. Разумеется, разные страны имеют свою специфику. На востоке, например, в прибалтийских странах, Чехии и Словакии, еще чувствуется отзвук сильного влияния коммунизма. В Германии же, напротив, тема приспосабливания весьма актуальна в связи с типичным немецким усердием, направленным на высокий результат, работой со сжатыми зубами. Однако вне зависимости от страны многие проблемы одинаково сводятся к вопросу о давлении – все находятся под давлением – и к вопросу о доверии: все воспринимают сильное смещение от доверия к недоверию. А где есть недоверие, там есть благоприятные условия для того, чтобы основываться на обязанностях. Этот механизм базируется на убеждении, что дети ленивы и потому их необходимо принуждать. В связи с этим задание учителя – каким-то образом детей обработать и затем назвать это воспитанием (смеется). Учитель таким образом говорит ребенку: «Я о тебе забочусь» (уже серьезно). Это выглядит смешно, но на самом деле ничего веселого в этом нет…

– С одной стороны, я наблюдаю у некоторых учителей интерес к интуитивной педагогике, а с другой, вижу образовательные основы, правила и рекомендации министерства образования. Как же могут вращаться в этом поле те, кто ищет иного подхода к обучению детей? 

– Да, это, конечно, дилемма. Можно сказать, что пока чиновники ничего не изменят, нужно самостоятельно уделять этому определенное внимание. Иначе просто невозможно обеспечить работу школы… В то же время, мы работаем с чем-то таким, что еще не наступило, но должно наступить. Это напоминает ситуацию с падением Берлинской стены. Тогда мы просто считались с тем, что она там стоит, одновременно понимая, что лбом мы ее не пробьем. Если нам загораживает путь какой-нибудь шкаф, то мы не можем это игнорировать или сопротивляться. Просто обойдем.

Конечно, мы вынуждены сдавать государственные экзамены. Ученикам я просто говорю: «Ну вот, этот экзамен нам нужно сдать. Будем как-то этим заниматься, будем в это играть. Нашей жизни ведь это никак не угрожает…» (улыбается). Так мы решим любую проблему, которая появляется перед нами по мере достижения цели.

– Это хороший совет. Скоро вы снова приедете в Чехию. С какими темами и советами на этот раз? 

– В следующий раз я бы с удовольствием углубился в интуитивную педагогику с точки зрения не только общепринятых принципов, но и способа работы, который можно назвать работой отдельного человека в группе. Оптимальной для этой работы является группа количеством 8-12 человек. Каждого лично в присутствии остальных спрашиваю, как он себя чувствует, что с ним… Смотрю, находится ли он в данный момент в каком-либо внутреннем конфликте, чувствует ли в себе некую заблокированность или закрытость. Я могу помочь ее снять, например, с помощью изменения мышления, отказа от определенных мыслительных стереотипов. Остальные проделывают другой вид работы, но и у них при этом возникают определенные ощущения.

Мы работаем в группе, внутри которой чувствуем себя безопасно, и это чувство внешней безопасности становится необходимым условием безопасности внутренней. Исходя из этого настроения, работать хочет каждый человек. Никто ничего не обязан делать, есть только предложение. Я сам ничего не требую от участников и никак их не оцениваю. В совокупности это дает место нашей внутренней естественной потребности, в которой я хочу (акцентирует) работать над собой…

Перевод с чешского.

Впервые опубликовано в PDF-журнале
«Дитина Вальдорф+», №1, 2014