Когда мой старший сын заканчивал шестой класс, одна из мам нашего класса подошла ко мне с вопросом: «Какого хорошего куратора хотела бы я нашим детям после 8 класса?» В ответ я произнесла пару корректных фраз в стиле, что в школе «София» есть очень много сильных преподавателей старшей школы, но внутренне вся сжалась. Оказалось, я не могу без комка в горле думать о том, что после 8 класса нам надо расстаться с нашим классным учителем. И, соответственно, совершенно не в состоянии спокойно и взвешенно рассуждать на тему, что будет потом. Может, я излишне сентиментальна – я и на выпускном в садике у старшего сына плакала, учитывая, что мой второй сын уже пошел в эту же группу – но мне кажется абсолютно естественным плакать, расставаясь с куском жизни длиною в 8 лет; расставаясь с учителем, который 8 лет вкладывал в моего ребенка свою душу, который был поддержкой и ему, и мне, которому я доверяла свою сокровенную боль или радость.

Видимо, изначально к написанию этой статьи меня подтолкнуло желание как-то подготовиться к такому расставанию. Моими собеседниками были три классных учителя киевской вальдорфской школы «София»: Татьяна Сотникова, Ирина Савицкая и Алиса Кропивка, которые уже выпускали восьмые классы. Кроме обсуждения вопроса о переживании расставания, мы также говорили о необходимости прихода куратора вместо классного учителя и затронули тему возраста 7 и 8 класса.

После этих бесед мои взаимоотношения с сыном (на тот момент семиклассником) немного смягчились и стали приносить нам обоим больше радости. Чуть дальше в этой статье я обязательно поделюсь с вами, что же такого волшебного мне сказали эти учителя.

Итак, в связи с педагогической необходимостью в вальдорфских школах классный учитель ведет класс с первого по восьмой и по окончании восьмого года передает класс куратору. Безусловно, в этом правиле бывают исключения, но их рассмотрение не является задачей данной статьи. Почему происходит переход класса «из рук в руки», почему это здорОво и так ли это необходимо – эти вопросы я задала своим собеседницам.

Классный учитель проводит все эпохи в своем классе, и по гуманитарным, и по естественным, и по точным предметам. (Иногда к концу средней школы классный учитель может пригласить предметника на проведение отдельной эпохи или ее части). Это связано с тем, что ребенок до 14 лет связывается с окружающим миром, а в школе – с изучаемым предметом – через душевное. А устанавливает эту душевную связь с предметом классный учитель – человек, который находится в очень глубокой душевной взаимосвязи со своими учениками. Все, во что верит классный учитель, все, что он видит важным, все, о чем он переживает, все, что пропускает через себя, становится таким же для учеников, становится для них глубоким переживанием. Именно поэтому эти «пережитые», пропущенные через себя предметы остаются с учениками на долгие годы, а не забываются после сдачи экзаменов.

К 15 годам восприятие ребенка, который теперь уже становится подростком, изменяется: у него включается абстрактное мышление, его начинают интересовать явления или области науки сами по себе, а не потому, что они затронули его душу. Для подростка становится более важной информация, непосредственные знания о том или ином предмете. Он начинает ценить в учителе, прежде всего, знающего специалиста – во многом именно на этом основывается авторитет учителя в старшей школе. Если исходить из описанной потребности старшеклассников видеть во время всех многочисленных эпох и уроков высококлассного специалиста, становится очевидным, что ни одному человеку не под силу быть специалистом в разных областях науки.

Вот как это с присущим ей чувством юмора сформулировала Алиса Кропивка: «У меня нет достаточных умственных способностей для проведения эпох в старшей школе». Ирина Савицкая в свою очередь отмечает следующее: «В восьмом классе на некоторых эпохах, например, на эпохе астрономии я чувствовала, что дети испытывают потребность в более глубоких знаниях, чем я им могу дать в этой области. Некоторые мальчики, которые интересовались астрономией, знали по этому предмету больше, чем я.  Какие-то предметы, например, историю, я могла бы вести как специалист-предметник в старшей школе. Но мне кажется, что для детей нездорОво видеть в старшей школе своего бывшего классного учителя в роли предметника. Им нужно видеть новые лица, учиться у других специалистов».

С классным учителем у учеников складываются особые многолетние взаимоотношения, что может мешать воспринимать его в другой новой роли и, соответственно, получать от него знания. Но дело не только в потребности детей получать более глубокие знания.

«Уже в восьмом классе дети подходят к тому, чтобы сделать самостоятельный шаг во взрослую жизнь. Они привыкли к тому, что классный учитель приносит им «готовую еду», прожитое им переживание темы, предмета. Это приятно, привычно и комфортно, но в то же время дети хотят уже другого. Они хотят перерабатывать знания сами. Они напитались душевностью классного учителя на протяжении 8 лет. Теперь они полны сил для того, чтобы брать знания, перерабатывать их и выдавать в окружающий мир. Те силы, те знания, которые им дал классный учитель, должны расцвести, развиться, выйти наружу. Оставаясь в лоне классного учителя, они будут гнить. Поэтому детей надо отпустить от себя в старшую школу, в их самостоятельное существование, к которому они стремятся и которого они в то же время боятся, как все мы боимся чего-то нового и неизвестного», – объясняет Татьяна Сотникова.

Все мои собеседницы отмечали, что дети в восьмом классе беспокоятся о том, какой у них будет куратор. Детям хочется продолжения уютной жизни, но при этом они хотят сделать самостоятельный шаг. Оставаясь же в тепле и комфорте классного учителя, этот шаг сделать невозможно. И учитель, и ученики это осознают, но последних страшит неизвестность и самостоятельность. Тем не менее без этого шага не будет развития – вот в чем заключается уже не исключительно учебная, а и педагогическая необходимость передачи класса от классного учителя куратору.

Алиса Кропивка видит еще одну ловушку в близкой душевной взаимосвязи детей и классного учителя, которая может мешать развитию подростка: «Иногда тесная глубокая связь между учениками и учителем мешает детям быть свободными в своих проявлениях. В восьмом классе они хотят совершать какие-то самостоятельные поступки, возможно, иногда неоднозначные с точки зрения «хорошо–плохо». Но их любовь к классному учителю мешает им проявить себя, они переживают за то, чтобы учитель не расстроился, не обиделся, и подавляют в себе то, что должно выйти наружу. Более того, подавляют из-за неправильной мотивации – из-за мнения или реакции кого-то другого. А мотивация и моральность всегда должны быть внутри самого человека».

Стремление к самостоятельности возникает у детей постепенно и имеет вполне очевидное выражение (которое открывается внимательно наблюдающему детей взрослому). Ирина Савицкая приводит свой пример изменившихся взаимоотношений между учителем и детьми, который одновременно является ярким, не требующим дополнительных разъяснений, образом: «В походах, на прогулках, совместных выездах в первом классе учитель всегда идет первым, а дети следуют за ним. И дело не столько в правилах безопасности или в знании, куда идти. Это отражает форму взаимоотношений детей и учителя. А в восьмом классе учитель идет сзади, следом ЗА детьми, вне зависимости от того, знают ли дети маршрут или нет. Учитель оказывается за учениками естественным образом, это не является его педагогическим ходом, к этому приводит естественное развитие их взаимоотношений».

При этом не стоит думать, что учитель сзади, потому что он не нужен или не важен. Просто изменилась его роль: раньше он вел, теперь он – надежный тыл. Дети оглядываются на учителя, когда им нужна поддержка и указание направления пути. Однако они сами решают, когда оглянуться. И движутся вперед они тоже сами. Ирина Савицкая говорит: «Старшеклассникам необходим поводырь, тот, кто где-то рядом и на кого можно опереться. Так я вижу роль куратора в старшей школе».

Возможно, куратор может стать для кого-то из учеников старшим другом, товарищем, которого дети начинают искать в возрасте 13-14 лет. Для некоторых своих бывших учеников Ирина Савицкая стала если не таким другом, то человеком, у которого дети ищут поддержки, понимания, доверяют свои тайны, которые не могут доверить никому другому: «В течение нашего последнего совместного года, в восьмом классе, мне захотелось дать детям все, что я не успела или не могла дать за все предыдущие годы. В основном это касалось человеческих взаимоотношений или эмоциональных душевных сложностей. У меня было много личных бесед с учениками, в основном с девочками, я пыталась помочь им и поддержать их, выслушать то, что они не могут доверить кому-то другому, направить их там, где они потеряны, и САМИ просят моего направления. Когда мы с ними прощались в восьмом классе, я сказала им, что у них больше нет учителя Ирины Валерьевны, но в их жизни остается такой человек, который всегда готов их поддержать».

Такой старший товарищ, который направит, но не осудит, кому не стыдно и не страшно признаться, очень важен для подростков.

Доверие в отношениях с родителями исчезает или, как минимум, изменяет свою привычную форму, иногда теряется вообще какой бы то ни было контакт между детьми и родителями, а жизнь детей с 13-14 лет – это постоянные личные переживания, новые, мучительные и безвыходные в их ощущениях. Им обязательно нужен кто-то, на кого можно опереться. Как уже было сказано выше, этим человеком крайне редко становится родитель.

Пока я слушала Ирину, рассказывающую о своих учениках в этом возрасте, о ее личном опыте взаимоотношений с собственными детьми, то подумала, что, может, есть все-таки свет в конце тоннеля, и доверие с детьми можно сохранить. Просто мы, родители, традиционно вкладываем в слово «доверие» смысл «расскажи мне все», иногда даже – «ребенок должен рассказывать мне все». А может, доверие – в том, что ребенок чувствует свободу поплакать, ничего не объясняя и не отвечая на вопросы? Свободу прийти и молча посидеть в обнимку? Свободу показать свою слабость, будучи уже на голову выше мамы? Имеет возможность выразить себя именно так, как он сейчас этого хочет, не услышав в ответ упрекающего вздоха: «Ну что же ты мне больше теперь ничего не рассказываешь». Более того, мне кажется естественным, что подросток может не побежать делиться к маме своими ощущениями после первого опыта курения (или после какого-нибудь другого первого опыта). И, давайте будем честными, не каждый из нас готов был бы такой рассказ услышать. Ожидать абсолютно искренних рассказов от А до Я бессмысленно, а сохранить или даже укрепить доверие возможно, если поддерживать просто так, а не в обмен на искренность. Важно давать детям право быть такими, какими они есть. Когда они могут себе позволить быть с нами или при нас такими, каковы на самом деле, это и есть, на мой взгляд, выражение огромного доверия с их стороны.

Но, пожалуй, я отвлеклась от основной темы статьи, хотя вопрос «как пережить 8 класс» с точки зрения родителей, наверное, как раз значит «как научиться жить и взаимодействовать со своими повзрослевшими детьми». Беседуя с Татьяной, Ириной и Алисой, я как мама в очередной раз услышала об особенностях раннего подросткового возраста и, наконец, что-то из теоретического знания перешло в категорию понимания и чувствования, стало «моим» живым знанием.

Например, во мне отозвалось очередное напоминание о том, что подростки живут, прежде всего, своими личными переживаниями, зачастую драматичными, из которых не видно выхода. Им действительно безразлично, порядок ли у них на столе, какое задали домашнее задание. Им действительно неохота ничего делать, кроме как лежать на диване и слушать музыку. Это состояние очень легко прочувствовать, если представить или вспомнить, как мы, взрослые, чувствуем себя в эмоционально тяжелые дни, в околодепрессивных или депрессивных состояниях. Нам точно так же хочется лечь и лежать, чтобы нас никто не трогал, а любая простая будничная задача – поменять перегоревшую лампочку – может показаться нам катастрофой, с которой мы не в состоянии справиться. Конечно, мы делаем над собой усилие и «собираем себя в кучу». Нашим детям это тоже рано или поздно удается, но разница в том, что они в этом подавленном состоянии находятся впервые, они впервые сталкиваются с печалью или чувством собственной несостоятельности, они еще не знают, как справиться с болью, у них еще нет ни веры, ни жизненного опыта, говорящего им, что однажды все ТОЧНО будет хорошо.

«В связи с этой особенностью возраста очень важно не попасться в ловушку 8 класса, – говорит Алиса Кропивка. – С одной стороны, надо понимать, что детям сейчас эмоционально очень тяжело и что учеба в школе зачастую не является для них приоритетом, а с другой стороны, нужно не давать им растекаться, помогать им поддерживать форму и собирать самих себя, сопровождать в выполнении их обязанностей».

У них еще нет внутреннего стержня продолжать идти, когда опускаются руки. Но мы-то с вами уже знаем, что именно наши обязанности и долг помогают нам выжить, когда ничего не хочется.

Ирина Савицкая, рассказывая о 8 классе как учитель, напомнила мне-маме о том, что в подростковом возрасте очень важно дать пережить детям ситуацию «я–дурак, сам виноват», а не «подстилать соломку».

С первого класса классные учителя заботятся о том, чтобы ребенок не чувствовал себя некомфортно, если он забыл флейту на концерт, костюм на спектакль и т.д., и т.п. В 1-3 классах «забыл» может быть для ребенка очень тяжелым переживанием, и учителя в таких случаях всегда поддерживают его, находя для него какое-нибудь волшебное решение проблемы. А в 8 классе лучшей поддержкой будет дать возможность пережить свою ошибку самостоятельно. У подростка уже достаточно сил, чтобы справиться с болезненностью ситуации, а осознание своей личной ответственности за ощущение «я – дурак» сделает его более самостоятельным и осознанным.

Итак, путь учителя и путь мамы во многом похожи. Нам необходимо быть чуткими наблюдателями, отказываться от эгоизма во имя блага детей, пересматривать свою роль и уходить на второй план по мере взросления ребенка. Нам нужно учиться отпускать, зачастую с неизбежной горечью, но с легким сердцем.

«Мне кажется, каждый классный учитель, входя в 8 класс, должен помнить, что все 8 лет он вкладывал в детей для их блага, но через год для их же блага он должен их отпустить. Учитель делает это для того, чтобы расцвело все, что он сеял и за чем бережно ухаживал, чтобы его дети стали свободными, ответственными, вместе с этим неравнодушными, думающими и деятельными личностями. Сложность заключается в том, что головой учитель это понимает, а сердце и душа говорят совсем другое. Действительно, мучительно больно разорвать почти материнские узы с теми, кого помнишь малышами-первоклассниками и кем они и по сей день для тебя остаются», – говорит о своей боли расставания Татьяна Сотникова.

Перед окончанием восьмого класса Алиса Кропивка чувствовала некоторую неуверенность перед тем, что ожидало ее впереди: «Чем я буду заниматься дальше? С одной стороны, мне хочется отдохнуть, побыть с собой, вспомнить, кто я, кроме того, что я – классный учитель в вальдорфской школе. А с другой стороны, меня, наверное, пугает неизвестность, ведь моя жизнь кардинально изменяется, в ней не будет того, что было ее смыслом на протяжении последних восьми лет. Что станет новым смыслом? Мое нынешнее состояние напоминает мне то, что я переживала между окончанием школы и поступлением институт. Наверно, мы с детьми сейчас испытываем очень похожие чувства».

В ситуации расставания учитель и ученики настроены на одну волну, переживают схожие эмоции, проходят одинаковый этап. Как мне кажется, это свидетельствует об удивительной гармоничности их взаимоотношений.

Впереди новый этап, новые вызовы, «новый» учитель и «новые» дети…

Впервые опубликовано в электронном журнале
«Дитина Вальдорф+», №4, 2015 г.