Публикации о людях, которых принято считать неполноценными членами общества — о людях с психическими и физическими отклонениями, — зачастую носят либо виновато-стыдливый характер, либо бравурно-отчётный (вот, мол, еще один фонд помощи призван оказать содействие…).

Не задаются главные вопросы, не получаются важные ответы: почему эти люди среди нас? как к ним относиться и как им помочь? можно ли обществу «выехать» только на жалости — или есть нечто более важное? для чего они нам, а мы — им?

Число таких детей, подростков, молодых людей растёт год от года, и они продолжают сидеть в четырёх стенах интернатов, или, в лучшем случае, своих убогих квартир — забытые и никому, кроме своих измученных родителей, не нужные.

Сегодня хочется поговорить по существу. Наверное, правильно было бы сделать это с помощью человека, который осознанно пришёл к необходимости разрешать эту болезненную общественную проблему. Один из таких людей — Валентина Головина, лечебный педагог одесской школы «Ступени». Она же — один из организаторов недавно начавшего работу в Украине лечебно-педагогического семинара.

— Валентина Маратовна, не секрет, что в последнее время сама ценность жизни людей с крайними формами физических и психических отклонений поставлена под сомнение. Не только у нас в стране, но и на более «просвещённом» и гуманном в этом смысле Западе. Причём эти рассуждения можно услышать не от каких-либо «фашиствующих элементов», а в широких кругах общественности. Лейтмотив: зачем оставлять жизнь таким индивидуумам — на их же мучение? Это негуманно.

— По некоторым наблюдениям, даже медики, особенно те, кто сталкивается непосредственно с феноменом рождения человека, стоят на подобной позиции. Если о лишении жизни ребёнка, уже появившегося на свет, говорить как-то не принято, то «профилактика» появления на свет неполноценных — то есть убийство в утробе матери — становится официальной политикой медицины (медико-генетические консультации и т. д.). Да любой обыватель сейчас скажет: нечего решать, если заранее известно, что инвалид.

К сожалению, подобные воззрения лишь подчёркивают тенденцию нашего времени — материалистическое объяснение фактов рождения, жизни, смерти. Непонимание духовной природы процессов бытия ведёт к тому, что люди считают себя вправе подразделять жизни других существ на более или менее значимые, а то и вовсе, на их взгляд, «ненужные». Отрицается, казалось бы, общеизвестная истина: в природе, во Вселенной нет ни одного «лишнего» живого существа, все целесообразно, все наполнено смыслом, от травинки и мелкой букашки до любой человеческой личности. И кто вправе определять границу нормы и патологии? Все границы создаются людьми.

Наверное, нет смысла обходить в нашей беседе темы реинкарнации, кармы (судьбы), жизни до и после земного воплощения — только потому, что для многих они являются спорными. Если антропософский взгляд на мир строится именно на этих основах — почему бы не говорить о них открыто? Без этого мы не сможем объяснить наше видение проблем людей с психическими и физическими отклонениями. Кстати, у нас такие дети называются иначе — «дети, нуждающиеся в душевном уходе».

— Может быть, коснёмся в нескольких словах истории вопроса? Больные люди существовали во все времена. Отношение к ним в прошлом было более гуманным, чем сейчас?

— Я бы не сказала. В древности был естественный отбор — слабые просто не выживали. В таком государстве, как Спарта (это общеизвестный факт), «неполноценным» шансов не оставляли — их убивали. В более поздние времена их зачастую не замечали. Дети росли «дурачками», взрослые ходили в юродивых. Их всего лишь содержали, но никак не лечили, не воспитывали. Понятно, что и умирали такие люди раньше обычных.

С развитием христианства отношение к подобным заболеваниям постепенно изменялось. Человечество начало сознавать, что больным может быть только тело — но не дух. Кроме того, практика показала: если такими людьми заниматься, это даёт ощутимые улучшения.

— Можно в общем и целом сказать о людях с различными патологиями: они отрабатывают свою карму?

— Слово «отрабатывать» — не самое удачное. Земля — не зона, судьба — не орудие наказания. У Р.Штайнера можно найти слова о том, что «судьбу не следует понимать в смысле некой юриспруденции».

Судьбоносные причины, следствия, взаимосвязи сложны, многообразны, индивидуальны и не могут быть предметом мимолётного обсуждения. Но однозначно, что пристальное изучение этих взаимосвязей, работа с ними — в этом и состоит одна из главных задач лечебной педагогики.

Я могу назвать три главные заповеди лечебного педагога. Первая — понимание того, что человек проходит через многие жизни, и, находясь в данном воплощении, он имеет прошлое и будущее. О второй заповеди я уже говорила: больным является тело, но не дух. Так называемые психические заболевания рассматриваются в том смысле, что у человека существуют душевные проблемы, которые в данном теле не могут иметь нормальных проявлений (и, как результат, возникают замкнутость, истерия, ярость и прочее). Третья заповедь — педагог должен быть готов многому научиться у тех, кого он воспитывает и лечит. В этой жизни их встреча произошла не случайно. Она нужна учителю не меньше, чем его подопечному. Здесь я хочу привести следующие слова Штайнера: «…мы постоянно, как люди, призваны к тому, чтобы помогать другим людям правильным образом выносить свою судьбу. Не понимает этого тот, кто считает, что людей нужно предоставить их судьбе… Плодотворным для самого человека является лишь то, что он делает для других. Когда один помогает другому преодолеть судьбу, то от этого выигрывает все человечество».

Крайности, которые наблюдаются в обществе по отношению к больным людям — от невольного чувства превосходства над ними до сентиментальной жалости — должны были бы смениться изучением законов развития человеческой индивидуальности.

Из наших сегодняшних восприятий этого мира мы строим физическое тело своей будущей инкарнации. Притуплённый, равнодушный взгляд на окружающий мир, чувства антипатии, ненависти, зависть и поиск недостатков в других — не пойдут на пользу этому строительству. Люди с патологиями, встречающиеся на нашем пути, возможно, являются отражением наших прошлых или будущих проблем.

— Из нашей беседы я поняла, что лечебному педагогу нужны терпение, мужество, жизненная уверенность, знание… Что еще конкретно помогает в работе?

— Давайте представим себе на минуту, что больные люди, особенно с тяжёлыми патологиями, не очень привлекательны, кроме того, могут с первого взгляда показаться непонятными и чуждыми нам. Задача педагога — принять такими, как они есть, научиться наблюдать и воспринимать их. Выполняя шаг за шагом эти установки, можно по-настоящему полюбить этих людей.

Нужно всегда иметь перед собой зримый образ человеческой индивидуальности как единства тела, души и духа. Этот образ — реальность, которая стоит за любым человеком, в том числе больным. Педагог должен уметь общаться со своим учеником на уровне духа.

И еще об одном. Лечебный педагог должен постоянно заниматься самовоспитанием: помогать другим ты имеешь право, если осознанно совершенствуешься, решаешь свои собственные кармические проблемы.

— Чем конкретно отличаются методы антропософской лечебной педагогики от подходов, принятых в «традиционных» учреждениях такого профиля — интернатах, медицинских центрах и
т.д.?

— За время своей работы я побывала во многих таких учреждениях. Главное, с чем пришлось столкнуться, — установка: с больными детьми ничего не нужно делать, все равно их невозможно ничему научить. У воспитателей в глазах постоянный страх — как бы чего не вышло, как бы ребёнок чего лишнего не натворил. В итоге — обеспечение примитивной жизнедеятельности, санитарно-гигиенический уход — и ничего более. Неважно, где имеет место такая установка — в наших обшарпанных интернатах или в благополучных западных центрах с их прекрасными материальными возможностями. По существу, вся разница заключается в чистоте и благоустроенности комнаты, качестве пищи (ну, плюс еще телевизор); о работе же на духовном плане, в которой так нуждаются эти люди, здесь речь не идёт.

— До сих пор мы говорили о людях с отклонениями, не касаясь их возраста. Давайте поговорим об особенностях работы, о методах, которые применяются в лечебных классах.

— Прежде всего, это работа с движением и ритмом — у «лечебных» детей нарушена в большинстве случаев ориентация в пространстве. Кроме того, это помощь им в восприятии мира: необходимо направить их взгляд на окружающую действительность, так как пространство, в котором они себя ощущают и воспринимают, ограничено, и его необходимо постоянно расширять.

Для многих, может быть, будет откровением тот факт, что учебный план в учебных классах сохраняется, как у обычных детей. И предметы, и их содержание практически те же. То есть с лечебными детьми следует обращаться соответственно возрастному этапу их развития, при этом не ожидая от них «отдачи» материала и знаний в привычной форме. При этом педагог знает и чувствует, что усвоение идёт в области духа — т. е. не «пропадает даром», как это можно себе представить, если мыслить сугубо материалистично.

— Но ведь в лечебных классах дети настолько отличаются друг от друга — и формами проявления различных заболеваний, и степенью восприятия материала, и реакциями. Как удается обучать всех, сохраняя индивидуальный подход?

— Ведь именно такой подход — общая подача материала и одновременно работа на каждого ученика индивидуально — это вообще подход вальдорфской педагогики. В обычных классах он также должен соблюдаться. Здесь, в лечебных — сложнее, но все реально. В каждом материале есть что-то, что конкретно задевает именно этого ребенка. Домашние задания всегда даются индивидуально, в зависимости от возможностей ученика.

Главное в работе — не останавливаться, не бояться. Предпочтение — не материалу, а методам его подачи. Терапия искусством и работа руками — это, понятно, основа всей лечебной педагогики. Если мы проходим тему «образование рек», мы будем реально прокладывать эти «реки», используя глину и другие материалы. Именно таким образом тема воспринимается, закрепляется в сознании ребенка.

Следует всегда, с одной стороны, ставить перед детьми реальные и посильные задачи, с другой — верить, даже в тяжелых случаях, что когда-нибудь этот человек сможет сделать невозможное (один немецкий педагог долгие годы потратил на то, чтобы очень «сложный» ребенок взял несколько аккордов на скрипке). В то же время всегда нужно помнить, что важен не внешний результат.

У каждого ребенка своя задача в этом воплощении. Для кого-то достижение — игра на скрипке, для кого-то — умение держать ритм, а для кого-то — поднять руку — уже маленькая победа. И для каждого может существовать своя неожиданная терапия.

Гете описывал свои переживания в то время, когда он попал в семью, в которой жил больной, очень тяжелый в общении 18-летний юноша. Гете начал искать к нему подход, исходил с ним пешком десятки километров — и юноша ожил. Здесь невольно сработала «терапия приключениями».

Следует помнить, что нехватка какого-либо физического качества часто компенсируется развитием других способностей (может быть, это и входит в задачу данной инкарнации). Известно, что слепые имеют гораздо более тонкий слух, у них быстрее может развиться духовное видение. С другой стороны, переразвитие каких-то способностей следует уравновешивать. Если мы наблюдаем гениальность в чем-то одном (что иногда граничит со склонностью к шизофрении), следует попытаться гармонизировать личность, убрать односторонность.

— Мне кажется, что детей, нуждающихся в душевном уходе, среди нас гораздо больше, чем мы себе представляем. До сих пор мы в нашем разговоре предполагали какие-то тяжелые формы заболеваний. Но сколько неадекватных поступков, реакций, всевозможных нарушений поведения среди «нормальных» детей! Вся наша нынешняя жизнь — сплошной стресс, и не все его выдерживают.

— Да, так называемых «пограничных» состояний очень много. Зачастую труднее всего убедить родителей в необходимости лечебной педагогики для их ребенка: признать его больным они категорически отказываются. Очень часто дети интеллектуально нормальные не могут учиться в обычном классе и по всем показателям должны идти в лечебный (например, с диагнозом «детская истерия» или «повышенная агрессивность»). Бывает, что ребенок болен определенным заболеванием, например, опорно-двигательного аппарата, — а интеллект полностью сохранен.

Детей с отставанием именно в интеллектуальных показателях, сейчас очень много в обычных школах. У них есть своя «интеллектуальная граница», выше которой они подняться не могут, и это объективно. Многие учителя этого не понимают и пытаются силой «вбивать» знания или применять репрессивные меры.

Сейчас мы не будем говорить о причинах такого количества детских отклонений, это отдельная серьезная тема. Важно осознание необходимости что-то делать. На Западе давно существует градация различных нарушений в развитии: умственная отсталость, гиперактивность, несоциальность (неумение адаптироваться в социуме). И все это требует лечебных, терапевтических мер, а не палочно-дисциплинарных воздействий.

— Что же конкретно собираетесь делать Вы и другие, пока еще немногие, начинающие лечебные педагоги?

— Как известно, в Киеве недавно начал работу лечебно-педагогический семинар. Он призван не только научить, непосредственно подготовить специалиста, но и выявить тех людей, кто способен заняться организацией лечебно-педагогических учреждений в нашей стране. К сожалению, количество гиперактивных детей с каждым годом увеличивается. Процент других заболеваний тоже не уменьшается. Таковы тенденции. Поэтому формы работы предстоят самые разные. Это могут быть и социально-терапевтические комплексы, и интернаты, отдельные школы и лечебные классы в рамках вальдорфских школ.

В одесской школе «Ступени» существует многолетний опыт работы с лечебным классом. То, что он находится в обычной школе, имеет свои «плюсы» и «минусы». С одной стороны, совместные занятия искусством, в мастерских, общие спектакли — все это способствует социальной адаптации больных детей и развитию гуманного отношения к ближнему — у здоровых. Но иногда и в учебном процессе, и в общении детей могут возникать закономерные проблемы. В каждом конкретном случае их нужно решать по-своему. Поэтому, повторю, каким-то детям подходит интернат, каким-то — дневной центр реабилитации.

В любом случае нужно думать о том, что будет с ними через несколько лет, когда они перестанут быть детьми. К сожалению, такие люди оказываются чаще всего «выброшенными за борт». Поэтому в более отдаленной перспективе у нас — создание социальных общин для совместного проживания (большей частью в сельской местности, на земле) больных людей и здоровых, чувствующих призвание помогать кому-то проживать свою непростую судьбу. Делать шаги в этом направлении нужно уже сейчас. Инициативная группа одесских лечебных педагогов начала с того, что создала проект лечебно-педагогического центра и делает сейчас все возможное для его организации.

— Валентина Маратовна, в конце нашей беседы я хочу задать вопрос, который не прозвучал в начале. Зачем мы им — это понятно. А каким образом нужны они нам?

— Вы знаете, на Западе, в общинах, где живут страдающие болезнью Дауна, царит какая-то особенная атмосфера умиротворенности и любви. Эти люди источают любовь — это известно всем, кто по-настоящему с ними сталкивался. Ведь любовь — это совершенно реальная субстанция. Может быть, общая задача таких воплощенных душ отрывать нас от нашего эгоизма, нашей «персоны», наших узкоматериальных проблем и оборачивать наш взор на чужую боль? Научить нас терпению и любви — разве этого мало?

Вперше опубліковано в газеті «Дитина» №9, 2000