В сегодняшней жизни мы все больше имеем дело с искусственными звуками — будь то звуки машин или звуки, доносящиеся из колонок магнитофона. Очень интересно, что сегодня мы постоянно слышим отовсюду музыку, мы говорим: «В нашем мире столько музыки…», но практически всегда она исходит из колонок. Интересный феномен. Я думаю, он в определенном смысле полезен, потому что заставляет нас пробуждаться по отношению к явлению и начинать задавать вопросы. Во времена Моцарта никто не спрашивал: «Что такое звук?» — всем и так это было ясно. Но сегодня у нас действительно появляются вопросы: «Что такое музыкальный звук? Это одно и то же — звук из колонок и звук живого инструмента или голоса?».

Мы мало-помалу перестаем просто спать в природном творении, мы пробуждаемся, задавая такие вопросы. Возможно, техника разовьется так, что мы уже не будем слышать различий, а будем только понимать их. Для обывателя это, должно быть, уже и сегодня так — он не слышит различий. Но развитие, на мой взгляд, и заключается в том, чтобы научиться слышать все более тонкие различия. Сегодня мы смешиваем понятия «живая музыка» и «музыка электрическая». В Западном мире почти 90% музыки исходит не из инструмента, а из колонок, но люди обычно практически не осознают этого. Попробуем описать некоторые качественные характеристики звука и музыки. Например, если посмотреть на скульптуру, она всегда перед нами. Это нечто оформленное, существующее в пространстве, и оно будет существовать там, даже если протекут тысячелетия. Так мы знакомимся, например, со скульптурой древних греков. Но с музыкой все по-другому, у нее иное качество. Она звучит только в этот момент — и никогда не возвращается. Часто можно ощутить некое чувство жалости, боли при слушании музыки, потому что ты хочешь ее сохранить, наслаждаться ею, но не можешь, потому что она уходит. Это очень типично для музыки — она есть искусство времени, а не искусство пространства.

Из этого факта следует особенность восприятия музыки: когда музыка звучит, ты должен действительно хотеть услышать ее, быть внутренне очень живым, потому что она перед тобой только сейчас, в этот момент. Я помню, мои бабушка и дедушка копили деньги, чтобы поехать в Париж и услышать только один-единственный раз определенную музыку. Они специально приезжали на концерт и тогда в полном смысле слова слушали, потому что знали, что это только сейчас существует здесь.

Есть еще один момент. Можно обратить внимание вообще на различие качеств глаза и уха. Когда ты смотришь глазами, ты видишь поверхность. Но поверхность можно подделать (например, покрасить под дерево). И если я не верю своим глазам, то я стучу по предмету, и слышу — «ага, это точно дерево». В отличие от глаза, замечающего внешнее, ухо слышит, что внутри субстанции. Мы должны понимать, что звук имеет дело с внутренним существом предмета. Например, в прошлом веке в Италии в городских автобусах  рядом с водителем сделали мраморные чашки для монет — и когда заходящий пассажир кидал туда монетку, водитель по звону мог определить, настоящая ли она. Это очень естественно. В таких маленьких примерах из жизни можно отыскать особенности чувств.

Итак, музыка звучит только однажды и уходит. Если вы музыкант, то знаете: каждый ваш концерт, каждое ваше исполнение одной и той же мелодии всегда должно звучать по-разному — ведь меняетесь вы, изменяется зал, окружение, слушатели, другой свет и т.д. И вы ощущаете, что не просто играете звуки — с вами играет также и свет, и атмосфера, и внутреннее состояние. И это прекрасно, что живая музыка всегда разная, в этом ее сила. Но что мы видим сегодня, как обращаются с музыкой? Делаешь одну запись — и потом крутишь ее же без изменений. Она всегда одна и та же, это репродуцирование. Тем самым музыка превращается в пространственное искусство — и вы теряете эту прекрасную возможность всегда быть внимательным к тому, что в существе своем живое и всегда новое. А эта важная способность непосредственно связана с будущим, ведь мы хотим создать будущее, которое не должно быть просто репродуцированием прошлого, но должно рождаться заново, быть новым. Это очень тонкие и глубокие вещи.

Известный немецкий дирижер Фуртвенглер говорил, что после того, как вы послушали магнитофонную запись, очень трудно завтра сыграть то же самое по-новому. Когда вы слушаете запись, она сильно отпечатывается в вас, как бы забирает вас с собой. Например, когда он играл Бетховена каждый день на концертах, это всегда было по-новому, он был открыт, он забывал вчерашнее, но когда слушал то же самое на CD, то забыть не мог.

Живая музыка, в отличие от воспроизведенной, оставляет вас свободными. Это очень существенно.

Коснемся и еще одного аспекта — тишины в музыке. В живой музыке паузы звучат. В паузах очень много жизни — это живая тишина, в которой и происходит творчество. Ведь в записи паузы не звучат, там нет жизни. Если в записи слишком большая пауза — это становится скучным, потому что там ничего нет, если нет звука, нет ничего. Но в реальности все наоборот. Для меня самые прекрасные моменты на концерте — это тишина «между». И тогда вы можете ощутить, что живая музыка как бы строит новое пространство — эфирное пространство — в пространстве физическом. В записи этого никогда нет, там чисто физические  звуки, ведь машина записывает лишь частотные колебания.

Итак, я хочу сказать, что и в музыке, и в жизни звук звучит через тишину. Я стучу деревянной палочкой о деревянную палочку — и звук исчезает моментально, но после него что-то остается, что-то еще как бы звучит. Что остается? Это эфирное.

Еще один важный элемент состоит в следующем. Музыку вы слушаете не только вашими ушами, но всем своим существом, всеми чувствами. Во время слушания ты себя убираешь, ты становишься в определенном смысле бессамостным, ты полностью един со звуком. Ты там, в музыке, а не здесь, в кресле. Что же происходит в случае машинной музыки? Вы открываете себя — и связываетесь с миром электричества и техники, с подприродным миром, где обитают, мягко скажем, не очень хорошие для человека существа. Когда мы слушаем машину, мы думаем, что едины с мелодией, на самом же деле мы едины с машиной. В этом моменте может возникнуть вопрос. Ведь сегодня в нашем мире мы постоянно  репродуцируем многие вещи во многих экземплярах, и делаем это с помощью машин. Например, все Библии, которые мы сегодня читаем дома, были напечатаны машинами — это только значки на бумаге, произведенные без участия человека. Но, тем не менее, мы из этого низкого, подприродного произведения все же можем каким-то образом взять для себя нечто очень важное — и чувствуем тогда, что это не просто бумага и не просто значки. Не выходит ли так, что мы можем делать нечто подобное со звуком из колонок, воспринимая в нем действительную глубину?

Это хороший пример, потому что здесь многое по-другому. Когда ты читаешь книгу, ты должен быть очень активным внутренне, ты должен думать, чувствовать, ты можешь закрыть ее, начать читать вновь, в своем собственном темпе и так далее. Но звук из колонок не оставляет тебя свободным в этом смысле, он захватывает тебя и погашает твою внутреннюю активность. Мы можем сказать исходя из антропософии, что когда мы слушаем, музыка живет не только внутри нас (в астральном), она живет в нашем эфирном теле и в эфирном пространстве вокруг нас. В концертном зале пространство действительно изменяется на эфирном плане. С машиной это не так. Здесь лежит причина того, почему люди сильно устают, слушая музыкальные записи даже классических произведений — ведь их эфирное тело не задействуется. В случае с телевидением происходит то же самое. Конечно, все эти машины на самом деле не так плохи, если знать, что  они несут с собой, если помнить, что это суррогаты. Тогда вы очень сильно развиваете другие способности. Я бы сказала, что один шаг в слушании электрической музыки предполагает два шага в развитии внутренней активности слушания.  Тогда машина не разрушает. Но если человек не осуществляет этого внутреннего развития, то он сам становится машиной.

Часто бывает, что родитель маленького ребенка говорит: «как я могу сделать своего ребенка музыкальным? Я буду целыми днями крутить на магнитофоне классику, чтобы он все время слышал музыку…». Но это действует совсем по-другому, постоянное вхождение в  мир репродуцированной музыки огрубляет восприятие. И наоборот, всего несколько звуков, но настоящих — звуков дерева, или чистого металлического гонга, причем в тишине… Обязательно в тишине! Вот что важно. Тишина способствует развитию слушания. Иначе — я привыкаю к звукам вокруг меня, и моя способность восприятия совершенно притупляется. Опасность нашего времени в том, что мы получаем слишком много впечатлений через органы чувств. Впечатлений столько, что мы не можем их «съесть», не можем переварить их. Потому нашей первейшей задачей должен стать полный отказ от фоновой музыки, которая обволакивает нас в доме, в транспорте, на работе. И особенно это относится к детям. Мы должны быть очень осторожны с ними, потому что они пока еще растут, строят себя, строят свои органы чувств. И эти органы чувств нуждаются в хорошей, правильной «пище» — а это есть живая музыка.