«…Я хочу, чтобы мой ребенок, когда вырастет, был счастлив».

Когда речь заходит о будущем наших детей, эта фраза наверняка приходит на ум одной из первых. Часто к ней добавляют еще «…и имел успех».

Стоит рассмотреть, насколько оправданны такие стремления и насколько им отвечает вальдорфская педагогика.

Современное образование все в большей степени ориентируется на определенный идеал, а именно: человек, выходящий из школы, должен иметь навыки для достижения успеха в общественной жизни (в первую очередь подразумевается ее экономическая сторона). В свою очередь, этот успех сделает его счастливым, а разве не к этому стремится всякое нормальное общество? Об успехе и его подоплеке мы поговорим позже.

Современная цивилизация как в лице массовой культуры, так и в лице политических сил декларирует, что именно счастье людей является ее целью. Однако счастье — это очень субъективное понятие. Обыкновенный служащий подразумевает под ним что-то одно, ученый — другое, художник — третье, а монах — четвертое. Поэтому обществу предлагаются некие стереотипы, призванные стать ориентирами для всех. Достаточно только взглянуть, что именно называется «хэппи-эндом» в произведениях массовой культуры — главный герой лежит на пляже на Канарах с хорошенькой девушкой и чемоданом денег. Причем денег должно быть столько, чтобы ему никогда больше не пришлось работать. Можно смело сказать, что для подростков и множества молодых людей такой идеал очень привлекателен. Он же порождает очень удобный взгляд, будто человек живет на земле только для того, чтобы получать удовлетворение и наслаждаться.

Для людей старшего поколения чаще в качестве идеала рисуется крепкая счастливая семья.

Однако, проблема заключается в том, что люди могут оставаться счастливыми, но при этом деградировать! В сегодняшнем обществе зачатки такой деградации вполне очевидны.

Помнится, у Кира Булычева есть одна фантастическая повесть. Написанная для детей, она тем не менее очень показательна. Там герои попадают на некий огромный космический корабль, где встречают маленьких грязных слабоумных людишек и роботов, которые следят за ними. В ходе повествования выясняется, что далекие предки этих полностью деградировавших людей на самом деле были космонавтами, а роботы были призваны обслуживать их и делать все для того, чтобы те были счастливы. В полете между звездами проходили годы и столетия, поколения людей сменялись, и постепенно, живя в счастливом состоянии полностью удовлетворенных потребностей, они забыли, кто они, куда летят и зачем живут. Они превратились в некое подобие высших животных, имеющих лишь несколько примитивных желаний — есть, спать и развлекаться, но при этом оставались вполне счастливыми.

Не правда ли, картина эта может получиться пророческой, если взглянуть на то, что предлагается нам сегодня в качестве идеала общественного развития? Понятие «добра» ловко подменяется понятием «счастья»: если люди счастливы — это и есть истинное добро. Когда фирма, рекламируя некий товар, говорит: «мы работаем для вас, для вашего счастья», то не всегда можно уловить, что же здесь не так. Например, продажа компьютерных игр вполне гуманна, ведь малолетние ребята, проводящие за ними часы напролет, счастливы. Да что там, и наркоманы, если наркотики легко доступны, чувствуют себя счастливыми. Однако, их деградация очевидна.

Мы сильно рискуем, если под конечной целью нашего развития подразумеваем «счастье». Сейчас общество еще способно распознать, что наркотики, при всем счастье, которое они способны доставить, — это, мягко говоря, нехорошо. Конечно, ведь результаты сказываются на физическом здоровье, а материалистическая цивилизация обращает на него пристальное внимание. Однако, затягивающий и вызывающий зависимость огромный мир развлечений, предлагающийся сейчас во множестве видов и развивающийся высокими темпами — не распознается как нечто, что приводит человека к деградации. Ведь речь здесь идет не о физическом, а о душевном здоровье.

Можно сказать даже более радикально: в определенном смысле достижение счастья — это остановка развития. Если все мои потребности и желания удовлетворяются, тогда мне намного труднее найти стимулы к дальнейшему собственному росту.

Вспомним Фауста — он заключает договор с Мефистофелем о том, что никогда не остановится в своем развитии и не прельстится мнимыми удовольствиями и быстротечным земным счастьем («Ведь если в росте я остановлюсь, // Чьей жертвою я стану, все равно мне.»). И в тот момент, когда он достигает счастья («Мгновение, остановись!..»), он умирает — и Мефистофель чуть было не забирает его душу. Но ангелы спасают его, говоря: «Чья жизнь в стремлениях прошла, того спасти мы можем». Сам Гете говорил об этом моменте: «Здесь дан ключ к спасению Фауста. В самом Фаусте это — неустанная до конца жизни деятельность, которая становится все выше и чище…».

Собственно, отсюда можно вывести определенный идеал, а именно идеал развития. Причем подразумевается не избитое понятие прогресса, а внутреннее развитие человека, его облагораживание. Такой идеал несомненно стоит выше укоренившегося идеала всеобщего счастья и благоденствия. Причем последний все равно недостижим, и счастье большинства всегда будет основываться на несчастье меньшинства — например, на самом деле общество желает не «счастья всех людей», а «счастья законопослушных граждан», преступники же попадают в категорию несчастных.

Конечно, все эти рассуждения не стоит понимать так, будто человеческое счастье ничего не значит и его следует избегать. Речь здесь идет о правильной расстановке приоритетов — счастье не должно становиться самоцелью.

Необходимо также затронуть тему, которая напрямую связана с достижением счастья и которая сегодня занимает умы многих — успех и общественное признание. Исходя из очевидного положения о субъективности счастья утверждение, будто успех является его залогом — не более чем очередной миф. В самом деле, успех — это такой же предложенный обществу стереотип, как и «вечный отпуск на Канарах», только задевающий, кроме примитивных желаний, еще и нечто более высокое — некоторое желание превосходства и связанное с ним удовлетворение. В принципе, «успех» можно понимать и как возможность человека в целом достигать результатов своей деятельности. Однако, сегодня обществу навязано иное понятие успеха: это взлет карьеры, достижение высоких должностей и окладов, наконец, слава — короче, налицо все атрибуты материального благосостояния, питающего эгоистические интересы.

Поскольку эти мотивы все глубже впечатываются в сознание людей, постольку люди все чаще работают уже не ради самого дела, а ради финансовых выгод и признания, которые оно может дать. Чистый энтузиазм из понимания важности дела — сегодня большая редкость и экзотика.

Но при этом стремление к успеху имеет и другую важную особенность, а именно — его достижение подразумевает определенное внутреннее развитие. В самом деле, психологические методики и тренинги направлены на то, чтобы человек усвоил некие внутренние качества, позволяющие добиться успеха. Популярные книжки об успешности приводят множество упражнений по саморазвитию. При этом просматривается и еще одна, более серьезная тенденция — все чаще такие упражнения имеют эзотерический уклон.

О чем это говорит? Понятие внутреннего (более того — эзотерического) развития низводится здесь до прагматического уровня. Человек использует его лишь как средство для достижения счастья, вместо того, чтобы счастье находить в самом развитии. Идея облагораживания человеческого существа заменяется идеей «вооружения» его различными высокими способностями для достижения банального удовлетворения. Человек желает изменять сознание и использовать серьезные силы ради эгоистических интересов. По сути, именно против этого и выступает церковь — не против сверхчувственного развития вообще, а против развития ради низменных целей.

Широчайшее распространение подобных мотивов заставляет задуматься — кто именно и зачем проводит такую обработку человеческих представлений. Несомненно, речь не идет о каких-либо политических силах — здесь явно действуют духовные факторы. В который раз обратясь к антропософии, мы узнаём, что в наше время подготавливается некое событие, носящее характер испытания, когда человечеству будут предложены широчайшие возможности для саморазвития и доступа в духовный мир. Однако, они не будут требовать серьезных внутренних усилий по очищению душевной жизни, будучи достаточно легко достижимыми и искушая использовать их в обыкновенных материальных интересах.

Создается впечатление, что в настоящее время эти возможности все более начинают возвещать о себе.

Будучи перенесенными в область образования, эти тенденции опасны вдвойне — там они работают с восприимчивыми душами, глубоко врезаясь в них и становясь мировоззрением. Именно поэтому, говоря о подрастающем поколении, вальдорфская педагогика в идеале ставит задачу не научить людей достигать успеха и счастья, а научить их учиться и постоянно (внутренне) развиваться. Это создает благоприятную основу и для качественного улучшения социальных отношений — если человек в своей жизни ориентируется на внутреннее развитие, а не на достижение ассоциирующегося с определенным превосходством успеха, то он не принужден видеть в других людях соперников, он сравнивает себя только с самим собой. Отсюда же проистекает отсутствие оценок и соревнований в вальдорфской школе.

В таком понимании вальдорфская педагогика готовит переход от современной модели общества потребления к новому обществу с новыми идеалами.

Вперше опубліковано в газеті “Дитина” №3, 2002 р.