Все, что в этом тексте является примерами и фактической иллюстрацией, родилось во время взаимодействия с родителями и детьми в рамках проекта «Человек Играющий», а также во время совместного проекта с дружественной образовательной инициативой в Дахабе.

Все, что в этом тексте есть в качестве терминов, формулировок и обобщений, родилось в беседах с немцем Дитером Шварцем, учителем и дирижером, шведкой Ирис Йохансон, специалистом по коммуникации, Пером Альбумом, идейным вдохновителем шведской школы Сульвик, и Андреем Алехновичем, исследователем истории и скаут-мастером из Беларуси. Все эти люди имеют многолетний опыт взаимодействия с детьми разных возрастов, и все они умело используют те возможности и ограничения среды, в которых оказываются вместе с детьми, — будь то класс в государственной школе или археологические раскопки на острове посреди озера. Несмотря на разные педагогические парадигмы, которые их вдохновляют, разные законодательства своих стран, в которых они живут и работают, и совсем разные жизненные обстоятельства, в их деятельности есть нечто общее. И первое, что бросается в глаза при попытке увидеть это общее, — дети и их родители, которые с большой благодарностью вспоминают время, проведенное вместе с этми людьми. Меня, как организатора образовательного проекта, родителя и человека, при общении с ними, в общем-то, интересовал один только вопрос — в чем их секрет?

И первое, что я для себя поняла, что эти люди исходят из аксиомы, что дети учатся везде, всюду и всегда. Как говорит Пер Альбум: «За почти 50 лет своего учительства я не встретил ни одного ребенка, который не хотел бы учиться, но я встретил огромное количество взрослых, которые хотели научить ребенка именно тому, что считали нужным, и именно таким способом, какой считали правильным. И у этих взрослых возникали проблемы».

Самой свежей иллюстрацией на тему, что дети учатся все время, только если им в этом не мешать, является жизнь детей в нашем Дахабском дворе, которую я наблюдаю уже второй месяц. Например, вот один из дней: покупаться, прогуляться на расстояние нескольких километров вдоль моря в поисках особых ракушек, полазить по крышам, заборам и карнизам, покататься в гамаке, поиграть в бочку смеха, покормить котят, купить мороженное, а значит пообщаться с продавцом не на родном языке, порисовать, посмеяться, посекретничать, провести урок пения, сходить в самостоятельный поход в горы, снять из своих приключений видеоклип и куда-то там его закачать. Несложно представить, какой объем новой информации каждый день усваивается и сколько нового опыта приобретается. Может ли хоть один сконструированный взрослыми образовательный проект конкурировать с тем, что предлагает сама жизнь?

Описанное — типичный довод за анскулинг, хотя я этот пример привела не для агитации за него, а только для того, чтобы показать, что любой образовательной стратегии есть место там, где она уместна, и в том объеме, в котором это продиктовано моментом.

Если первичные потребности ребенка удовлетворены (т.е. он сыт, не борется за выживание и переживает человеческий контакт с другими людьми), то образование может принимать какие угодно формы, хоть ту, что описана выше, хоть любую другую. Потому что образование, школа — это что-то вторичное. Вторичное — значит, что это не вопрос жизни и смерти, а вопрос выбора, т. е. может быть, а может не быть.

Ирис Йохансон в одной из бесед замечает по этому поводу: «Ребёнок должен сначала почувствовать себя в безопасности, т. е. быть здесь и сейчас в этом состоянии. Сначала добейся этого чувства и состояния, а потом решай, как и что именно вторичное — христианство, скаутинг, археологию, математику, танцы или подготовку к тестированию — привносить в это состояние.

Проблема современной школы, что там сейчас учат вторичному, но учат так, как-будто это что-то сущностно значимое, т. е. первичное. Так происходит подмена понятия, а вместе с ней дезориентация. Дети должны чувствовать и знать, что они полезны и важны без археологии, математики или оценок в тестах. Когда ребёнку страшно, например, кода он боится не оправдать ожиданий родителя или учителя, он теряет доверие к самому себе, теряет ощущение себя и чувствование себя.

Безопасность — именно то, благодаря чему дахабская дворовая компания так много и плодотворно самообучается. И это именно безопасность, несмотря на разбитые коленки, занозы, ядовитых рыб в Красном море и автоматчиков на въездных блок-постах в Дахаб. Безопасность, которая естественным путем рождается из исследования дворов домов, заброшенных территорий, улицы, площади, из знакомства с постоянными обитателями пляжа и продавцами, из знакомства с родителями друзей (они же бегают друг к другу в гости домой и быстро ориентируются, кстати, к каким взрослым идти за советом, если вдруг что, а где можно просто вкусно поесть), — и очень быстро небольшой курортный мусульманский город становится своим, по крайней мере, в границах освоенного ими ареала обитания.

Второе, что я заметила, что при этом им все-таки надо немного опасности. Если во всем том, что переживают дети, нет некоторой порции адреналина, то нет «чувства жизни» в происходящем. Нет неподдельного «Я это смог!», нет изучения возможностей своего тела и духа. И никакая игра не может быть по-настоящему игрой, если в ней ты каким-то образом не приближаешься к границам своих возможностей.

Например, школа Сульвик находится в скалистой части заповедника. Т.е. по периметру с двух сторон почти отвесные скалы. Дети там играют на переменах и во время продленки. У тех, кто приезжает в Сульвик с ознакомительным визитом, почти всегда возникает вопрос: «А не боитесь ли вы, что кто-нибудь из детей оступиться и упадет?» За почти пол века истории школы никаких серьезных происшествий на скалах с детьми не случилось.

Сам Пер, родоначальник Сульвика, и в детстве, и в молодости был «сложным ребенком». Приключения и передряги всегда были вместе с ним. И выглядит все так, что именно из таких взрослых, вкусивших вкус жизни, свободы и опасности, получаются прекрасные учителя. Он хорошо помнит, как это было с ним в его детстве, как он чувствовал этот вкус жизни, кураж. Этот кураж хорошо знаком путешественникам, бизнесменам, авантюристам, изобретателям и всем тем, кто видит возможности и ресурсы там, где их не видят другие. (В общем-то, наш проект «Человек Играющий» по факту оказался именно про это. И его со-организаторы, т. е. я и Татьяна Апет, при всей разнице мировоззрений и жизненных стратегий пересеклись по этому признаку.)

Андрей Алехнович, который присоединился к нашему начинанию в 2017 году, может похвастаться не меннее пестрой биографией, чем Пер. Имея несколько квадратных метров территории, с десяток палок из местного хоз. мага, мы вместе с Андреем организовали наполненный весельем процесс. Возможные мелкие травмы, которые можно было получить при перекидывании палочек, не останавливали детей, а напротив. А сложность упражнений, когда даже не верится, что получится, добавляла интриги и драйва.

Примерно через месяц в соседнем дворе появился фокусник, который ежедневно проводил занятия с детьми. У нас была возможность наблюдать эти занятия. Его упражнения очень были похожи на те, что делали и мы. Принципиальным отличием было только использование циркового реквизита и отсутствие неких геометрических узоров, которые мы создавали в воздухе своими палочками.

День ото дня количество детей на занятиях фокусника росло, и мы стали замечать среди них некоторых детей из школы. Кстати, это были именно те дети, которые больше всего сожалели о том, что все так быстро закончилось.

«Как же сочетается первое (в котором в частности говорилось о первичном и безопасности) и второе (в котором говорится о небольшом привкусе опасности)?» — сам собой напрашивается вопрос. Сочетается, хотя это очень сложно подчас объяснить родителям. В первом речь идет о неком базовом экзистенциональном чувстве, что мы есть и нам хорошо, и, чтобы не произошло, рядом есть взрослый, который сможет помочь решить проблему. Во втором, о неком точечном и спонтанном желании проверить себя.

Лучшей средой, в которой легко разрешается это мнимое противоречие между требованием безопасности и опасности одновременно, является дикая природа. В случае Беларуси — лес и водоем подходят как нельзя лучше. Для детей благодаря взрослому, который развел огонь, укрыл от дождя и накормил, и тем самым создал это чувство психологической безопасности для ребенка, сразу многое становится таким, каким и должно быть. А с другой стороны, природа с ее первобытностью и загадочной параллельной жизнью, где всегда есть место неизвестному, интригует и создает много поводов к приключению.

Даже однодневный поход с ночевкой — значимое событие для ребенка. Не говоря уже о многодневном водном походе и двухнедельных археологических раскопках, планируемых нами на предстоящее лето.

То, как учился Пятница у Робинзона Крузо, — и есть практически идеал школы в понимании Ирис.

Третье, дети ходят в школу, чтобы быть вместе, а родители их посылают туда за знаниями. И вот тот, кто умеет пройти между этой Сциллой и Харибдой, сможет организовать пространство в любой среде, в котором будет хорошо детям и спокойно за детей родителям.

Для себя лично баланс между академическими знаниями и живыми процессами самообразования в естественной среде я нашла в практике и теории парусного спорта. Чтобы освоить яхтенную теорию, нужно иметь не поверхностные знания в гидро- и аэродинамике, метеорологии, географии. Практика же развивает способности к наблюдению, тактическому и стратегическому планированию, умение систематизировать и анализировать собираемые данные об акватории и соперниках, уметь переключаться между разными зонами внимания… и т. д. И главное, все эти знания и умения — они понятно зачем нужны (необходимый для решения теоретических задач уровень освоения математики — 5 -7 класс хорошей физ.-мат. школы). Хочешь переплыть океан — давай, дерзай. В итоге, ты получаешь права на вождение яхтой, что, по-моему, нечто намного более весомое, чем школьный аттестат, если измерять массивом практически усвоенных академических знаний.

Поэтому в жизни нашей семьи академический год (9 месяцев) превратился в навигационный сезон с апреля по октябрь (6-7 месяцев). А в жизни нашего проекта Минское море, где проходят тренировки, стало одним из мест регулярных встреч.

Четвёртое, баланс между тем, чтобы видеть в каждом ребенке личность, и тем, чтобы учеба не перерастала в личные отношения.

Ребёнок должен вынести из занятий то, что он понял и выучил, а не то, какой классный учитель. Тогда родитель будет понимать, что не нарушена иерархия, в которой для ребёнка семья — это первичное, а школа, учитель — вторичное. Если отношения между детьми и взрослыми в рамках образовательного проекта переростают в личные, то родитель будет чувствовать конкуренцию, а дальше — тревожность, страх и т. д.

Осознать, что вообще такая проблема есть и она есть у меня в проекте, мне помог недавний разовор с Ирис. После него у меня были две недели ежедневных совместных с Андреем Алехновичем занятий в Дахабской школе. У меня было сильное намерение отследить, где и как я перехожу эту границу и не делать этого впредь. Задача оказалось легче, чем представлялась мне на первый взгляд. И релевантная ситуация не заставила себя долго ждать. Мальчик так увлекся общением с нами, что уже готов был рассказывать то, чего никому не рассказывал, и хотел прийти для этого к нам в гости. Думая несколько дней над тем, как не нарушая приватности семьи, дружелюбно не проигнорировать его желание к индивидуальному общению, случайно встретили его с мамой. Представился случай про возможный визит спросить напрямую у родителя. На выходе мы получили встречное предложение о совместном времяпрепровождении, но в то время, в том объеме и в том формате, который был приемлем для них и органично вписывался в жизнь его семьи.

Этот нюанс, который довела до моего сознания Ирис, дал мне возможность по-другому взглянуть на идею «деревни привязанностей», термин Ньюфелда. Все-таки, если вы имеете дело с чужими детьми и не важно, как это называется, — школа, групповой анскулинг, творческие мастерские или что-то еще, если ваш статус — учитель, интересный взрослый, мастер … но не родитель, есть большой смысл в том, чтобы не создавать личные привязанности с детьми в группе. Расширенная семья (она же «деревня привязанностей») может вырастать в жизни ребенка только естественным путем, ее нельзя сконструировать никакими тимбилдингами, семинарами или совместными образовательными активностями.

Пятое, это понимание, что если вы фокусируетесь не на концепциях и догмах, а вам важно то живое и человеческое, что живет в ребенке и в вас, то какой бы ни была среда и обстоятельства, — все это для вас и в вашу пользу.

PS: вся прямая речь в этом тексте — мой непрофессиональный перевод с английского людей, для которых английский не язык ежедневного общения, и мысли на нем они не выражают также ясно и объемно, как на родном языке. Поэтому между тем, что они говорят, и между тем, что я понимаю и привожу здесь как перевод, к сожалению, есть неизбежный люфт.