Оставаясь верным идее того, что любое искусство во всех его проявлениях является самодостаточным и самоценным по своей природе, способным говорить от своего имени с любой воспринимающей его речь и выразительные средства душой, в данный момент я воздерживаюсь от подробного интерпретирования содержания этой книги. Её появление и известность связаны как с трагическими, так и с чудесными событиями. Уже то, что она сохранилась и дошла до нас, можно считать чудом. Её значение для современной культуры неоспоримо. Достаточно представить себе: что рассказали бы нам стихи Осипа Мандельштама, написанные перед смертью в лагерях, которые он читал вслух другим заключённым, если бы они сохранились и были бы опубликованы?!

Возможно, позже мне захочется написать большой труд по результатам моих исследований, но сейчас, когда я сам нахожусь под сильным впечатлением от всего, что узнал и пережил, занимаясь переводом и поиском сопроводительной информации, я, не имея доступа к реальным архивным документам, не хочу подобно интернет-экспертам, гадая на кофейной гуще шпионских историй и эзотерических мистификаций, множить слухи и домыслы о судьбе Альбрехта Хаусхофера. Тем не менее, считаю необходимым представить читателю несколько фактов из его жизни.

Альбрехт Георг Хаусхофер

• Ночью 23 апреля 1945 года в спешном порядке прямо на городской улице по личному приказу рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера (по другим источникам: по приказу начальника Гестапо Генриха Мюллера) среди других пятнадцати узников тюрьмы Гестапо расстрелян выстрелом в спину в берлинском районе Моабит.
• Обвинялся в антиправительственном заговоре, участии в тайных организациях, международном шпионаже, и подготовке покушений на Гитлера и высшие чины Третьего Рейха и Вермахта.
• В тюрьме Моабит, в которой написаны все сонеты этой книги, находились особо важные арестанты-знаменитости: военнопленные офицеры, политические, культурные, религиозные деятели, предатели Родины, враги Третьего Рейха и личные враги Гитлера.
• Там же сидел младший брат Альбрехта, Хайнц Хаусхофер, не имевший ни к делам брата, ни отца никакого отношения.
• В той же тюрьме были написаны последние стихи советского татарского поэта Мусы Джалиля, собранные под названием «Моабитские тетради».
• 7 декабря 1944 года Альбрехт был арестован в доме в Гармиш-Партенкирхене, где скрывался после осуществлённого Клаусом фон Штауффенбергом неудачного покушения на Адольфа Гитлера 20 июля 1944 г.
• В военные годы оставался в Берлине, работая в Фридрих-Вильгельм университете, написал выдающееся геополитическое исследование («Всеобщая политическая география и геополитика», впервые опубликовано в 1951 году).
• С мая по июль 1941 года находился в тюрьме, по подозрениям причастности к полёту Рудольфа Гесса в Англию.
• 1933 – 1941 гг. преподавал географию, историю и геополитику в университете Берлина. С 1940 года – в степени профессора на факультете иностранных языков.
• 1934 – 1938 гг. Служил советником в бюро международных отношений под руководством Иоахима фон Рибентроппа.
• Согласно Нюрнбергским расовым законам 1935 года, он должен был считаться «мишлингом» (немцем полукровкой), поскольку его мать происходила из еврейской семьи. Но Хаусхоферам была выдана охранная грамота главой НСДАП Рудольфом Гессом. Для таких как они появилось понятие «благородные евреи».
• На тему содержания расовых законов сам Альбрехт писал письма и доклады Гессу, Риббентропу и другим их разработчикам.
• 1928 – 1938 гг. находился на должности генерального секретаря берлинского географического общества и был главным редактором журнала общества.
• Автор нескольких исторических драм, («Вечер осеним», «Китайская легенда», «Александр Великий», «Томас Мор», и др.) научных и гуманитарных статей.
• Объездил в своих путешествиях весь мир.
• В 1924 году защитил диплом по географии в университете Мюнхена.
• Свободно играл на фортепьяно.
• До начала первой мировой войны, в связи со служебными командировками отца уже побывал в Египте, Японии, Индии и других странах.
• Родился в Мюнхене 7 января 1903 года.

Книга «Сонеты узника тюрьмы Моабит»

Немецкое оригинальное название «Moabiter Sonette», дословно – «моабитские сонеты», однажды сыграло со мной злую шутку: увидев его в жизнеописании географа, путешественника и дипломата Хаусхофера, поскольку других литературных произведений не значилось, я представил, что это статьи из дневника, или путевые заметки, а моабиты – это, скорее всего, название африканского племени или секты восточных мудрецов… Теперь же для большей понятности я указал в названии, что Моабит – это тюрьма.

В некоторых сонетах, автор достигает невероятной наполненности и концентрации слов и содержания. Сонет – очень строгая и короткая поэтическая форма, не предполагающая больших видоизменений. В процессе перевода не всегда возможно достичь полного сочетания авторского и иноязычного ритма, рифмовки, мелодичности стиля и завершённости. Приходится выбирать. В такие сложные моменты я старался сохранить близость, по сути, и смыслу, жертвуя формой, но, как бы я не старался, сознаюсь, в нескольких строчках победила красота звучания русской речи. Как говорили в Древнем Риме: «Я сделал всё, что смог. Пусть те, кто будут после меня сделают это лучше».

Иногда понять смысл можно только зная контекст происходивших вокруг событий. К примечаниям, сопровождавшим немецкое издание 1999 года, были добавлены примечания, помогающие расшифровать неизвестные русскоязычным читателям подробности.

Сонет IL «Bombenregen» («Бомбовый дождь») в немецких изданиях прикреплён в конце книги, как обнаруженный в отдельной от остального текста записке. В рукописи все сонеты пронумерованы латинскими цифрами. Я предположил, что IL – может означать 49. Оказалось более логичным поместить его перед сонетом «Немезида» (50), в котором описаны последствия бомбардировки. Таким образом нумерация последующих сонетов сместилась на единицу. (Позже мне стало известно, что в немецком переиздании 1976 года он был поставлен именно на это место!)

Страдание, боль и унижение против борьбы, величия и победы

Сонеты Альбрехта Хаусхофера могут и будут признаваться во всём мире одной из высших величин немецкой литературы. К ним сочиняют музыку и поют, включают в театральные постановки, цитируют, пересказывают в других книгах. Слова и мысли в них именно по-немецки, стройны, вышколены, насыщенны и точны. Форма выдержана безукоризненно, настолько, что, если судить только по форме – они окажутся слишком однообразны. Но даже, если они по форме ничем не отличаются от многих других сонетов предыдущего тысячелетия – кому из поэтов легко удаётся сложность в лаконичности?

Да, можно сказать, что в их «немецкой упорядоченности» они слеплены по одному стандарту, подобно одинаковым кирпичам. Только поверхностный взгляд может привести к такому сравнению. Приглядевшись, становится понятно – какого рода эти кирпичи, и почему они никогда не послужат оружием. Ни пролетариям, ни нацистам, ни расистам, никаким борцам ни за какие идеи. Они легки и изящны, как будто сделаны из тончайшего фарфора и хрусталя, украшены орнаментами, инкрустациями и самоцветами. Это восемьдесят кирпичей для стен величественного здания человеческого духа. Фундаментами, колоннами и сводами этого здания, с немецкой стороны, стали Гёте и Шиллер, Фихте и Гегель, Новалис, Кант, Бах, Гендель, Бетховен, Моцарт… всех не перечислить. Великими мастерами называют тех, кто стали участниками строительства этого храма. Альбрехт Хаусхофер увидел его архитектурный ансамбль собственными духовными глазами.

Немецкое крылатое выражение: Германия – страна поэтов и мыслителей (Land der Dichter und Denker), указывает на гармоничное взаимодействие в немецкой душе чувств и рассудка, мысли и действия, искусства и науки. Немецкие идеалы в обобщённом виде синонимичны точности, порядку, пунктуальности, обязательности, ответственности, чистоте. Но после второй мировой войны, эти слова звучат, не иначе как в паре с саркастической версией: страна судей и палачей (Land der Richter und Henker). Идеалы стали карикатурами на те же точность, порядок, обязательность и чистоту, выродившись в педантичность, подчинение, брезгливость, снобизм и высокомерие. Оказалось, что отнюдь, не все немцы – поэты или мыслители, и не были такими ни в эпоху романтизма, ни позже. Точно так же, как не все немцы – судьи или палачи, даже во времена войн и агрессий.

В 1909 году австрийский визионер и мыслитель Рудольф Штейнер сказал: «Если поймёт человек в Германии как пронизать себя духом (одухотвориться) – станет благословением мира, не поймёт – станет проклятием мира», а накануне первой мировой войны ему было запрещено выступать с публичными докладами в Германии, Пруссии, Баварии, а позже запрещали и уничтожали и его книги…

Неужели человек в Германии не понял о чём речь? Или понял слишком хорошо?

Действительно, что может быть желаннее? Объявить себя духовным существом, признать верховенство мышления, стать вровень с богами, наслаждаться значимостью вечного и возвышаться над мелкостью всего преходящего… Очень естественный подростковый апломб. Когда человек начинает взрослеть, его “я” начинает вдруг звучать по-взрослому: «Я!» И становится всё увереннее и громче, и может стать слишком самоуверенным. То же происходит и в процессе развития общественного коллективного «Я». Это было известно Карлу Хаусхоферу, отцу Альбрехта. От него это стало известно многим другим.

Но… как пишет поэт: слепцам достались разрушительные силы. Великие устремления, обернулись величайшими бедами. На земле остались одни руины. А на небе? Достроил ли, досказал ли Альбрехт то, что задумал?
Он был готов к любой развязке…

Но, мне кажется, я слишком долго говорил прозой о стихах. Простите!

Книгу «Сонеты узника тюрьмы Моабит» ищите на сайте издательства