– Лейтенант Сафонов, Вы как себя чувствуете? — лежу я помеж камышей, вонь вокруг страшная и пацан какой-то на меня смотрит.
– Нормально я себя чувствую, помоги встать! — он мне сразу руки подал, да только встать я не могу — бок болит шибко.
– Нет, братец, я, видно, на своих двух отсюда не уйду, тащи носилки. — Тот мигом убежал куда-то, а через пару минут вернулся с носилками да ещё тремя такими же ребятами. Погрузили они меня, да и понесли к машине командирской. 
Меня пока тащили, я по сторонам огляделся, вижу танк в сторонке догорает.
– А что произошло то вообще? — ребята на меня зыркнули — улыбаются.
– Повезло Вам, товарищ лейтенант, — говорят, — но это после уже, сейчас — отдыхайте.

Проснулся я уже в лазарете. Врачи надо мной явно похлопотали, бо и на голову повязку намотали, и бок мой правый перевязали. Болит, зараза.
– Потапыч, а что ж это вы меня в мумию то превратили — весь в бинтах.
– Я бы на твоем месте, Сафонов, так не веселился. Ты себе, похоже, пару ребер сломал, когда упал. Так что…
– Упал? Откуда это я упал?! — Потапыч мне ответить не успел — его перебил вошедший молодой парень.
– Товарищ лейтенант, вас начальство вызывает. Приказали в любом состоянии вас к ним доставить.
– Что за срочность такая? Ну ладно, пойдем. — Я за этого солдатика ухватился и поволок он меня зелеными коридорами нашей военчасти. Минут десять спустя доковыляли мы до кожаных дверей.
– Заходите, – говорит, – ждут.
Я дверь приоткрыл, вижу, сидит наш Петр Михалыч с повязкой на руке и еще один мужик какой-то. Погонов издалека так не видать, но что-то сразу подсказало мне, что шишка это большая. 
– Ну что, боец, оклемался? — генерал этот спрашивает, а у самого ухмылка ехидная в пол рожи, покрасневшей от казенных харчей.
– Да оклемался, вроде. Товарищ Шимин, а можете мне объяснить, что произошло вообще, а то я что-то не пониманию ничего? — Михалыч только хотел мне ответить, но его тут же этот хрыч опередил.
– Как же ж так, товарищ Сафонов, совсем ничего не помните? — а у самого глазки так и бегают.
– Ничего не помню, товарищ начальник.
– Ну тогда я вам объясню сейчас, — даже кулаки разминать начал. — Сегодня для прочесывания местности в радиусе километра отсюда было отправлено два танка. После внезапной атаки врага, из экипажей двух машин выжили только вы, правда с некоторыми увечьями. Остальные заживо сгорели. А посему…
– Как сгорели? Все? И Васька, и Митька?! — Шимин тихонько кивнул.
– А посему хочу вам изъявить предположение, что это была простая гнилая диверсия.
– Да какая диверсия, упаси Бог. Мне же все эти ребята как братья были, елки-палки. Михалыч, скажи ему!
– А вы здесь не устраивайте театральный кружок! Раз уж все они вам, как братья, зачем продали?

– Да не продавал я никого, вы что?! Повезло мне просто, видно. – Петр Михалыч за спиной генерала опустил глаза.
– Повезло ему… А если повезло тебе, то что ж ты вместе с товарищами своими и танком не сгорел? А?! 
Комок к горлу моему подкатил. Встал там намертво, и вдохнуть даже не дает. Да только слезы из глаз давит. И обидно мне стало больно. Что же это, виноват я, что повезло мне так, что выпал при взрыве? Неужели справедливо это? Так мне захотелось генералу этому морду начистить, которую он так сладко в тылу отъел, да нельзя!
– Вы меня простите, виноват. Я в следующей атаке обязательно сгорю! – сказал это, как сплюнул, да вышел восвояси.